С раннего детства он учится скрывать, что на все происходящее у него есть собственный взгляд. Частично причина в том, что он нечасто полагается на общественное мнение, а общество, то тут, то там выставляющее напоказ свою лояльность, на деле не слишком благоволит вольнодумцам младшего школьного возраста.
В школу он, кстати, тоже не ходит. Потребность в социализации, закономерная для любого ребенка, крестясь, проходит мимо: есть в нем что-то размытое, невнятное и неодолимо притягательное, благодаря чему все детские сердца молча, очень серьезно и вдумчиво вручаются ему, зажатые в перепачканных ладошках, стоит только пройти мимо. В том, как он смотрит в ответ, нет ни высокомерия, ни едкой и радостной детской злобы; чувство превосходства, едва пошевелившись, склоняет голову и засыпает. Ему просто не интересно, взгляд устало скользит по контуру вихрастых макушек и убегает куда-то за горизонт, дрожащий, тягучий, задумчивый — взгляд человека, который за год проживает пять, а то и десять лет, это уж как не повезет.
Под курткой, мешковато сидящей на узких плечах, в бедро тычется короткое холодное дуло врученного отцом револьвера, который он без спросу таскает с собой даже в булочную за углом. Даже без патронов тот весит больше килограмма, и уже через пять минут походка делается неровной, но это сущие пустяки по сравнению с чувством важности, веской значимости происходящего.
Для него оружие — давно привычная вещь, но вот отношение к нему так и не переросло ни в страх, ни в ненависть, ни в любовь, как оно рано или поздно случается с каждым. Разве что в спокойное осознание необходимости, в котором все реже проскальзывает мальчишеский восторг.
Он чувствует благодарность и легкую симпатию; ему и в голову не приходит насладиться чувством власти: жизнь не устает демонстрировать, что кусок железа не в состоянии ни защитить, ни обезопасить дольше чем на несколько минут.
Есть, однако, причина, по которой он раз за разом сжимает пальцы вокруг увесистой рукояти и, поджав губы, возводит курок. Это ритуал, тщательно выверенный, не требующий ни одного движения сверх положенных, заученный, впитавшийся в кровь. Здесь все зависит только от того, насколько точны будут твои движения, насколько быстро сойдется зрачок с выбранной мишенью на одной прямой, которая немедленно натягивается и начинает звенеть как металлическая струна.
За это чувство контроля, за несколько секунд давящей ответственности он дарит своеобразную привязанность и признательность всему, что так или иначе попадает под руку; иногда это заряженный револьвер, иногда кухонный нож, он не придает этому значения.
Время от времени ему хочется побыть ребенком; редко, очень редко он позволяет себе такую роскошь. В такие моменты он счастлив, действительно счастлив, и этого счастья хватает иногда на целый день; чувство, что все это не более чем неумело разыгранный балаган, приходит ночью и прижимает его к подушке, не давая уснуть.
Он шумно вздыхает и тут же виновато прислушивается к доносящемуся с соседней кровати тонкому сопению. Убедившись, что все в порядке, он осторожно поворачивается на бок, поджимает колени и закрывает глаза.