— Ну ты же понимаешь, что контролировать панику или ее внешние проявления — это разные вещи.
— Ага.
— Меня вообще раздражает то, как люди говорят — "я почувствовал приближение паники". К ней полагается уведомление, или что? Не знаю, что там с хитро устроенными остальными, а ко мне падла приходит неожиданно и первым делом сворачивает челюсть. Бьет по голове, короче, так, что в глазах темнеет и зубы сводит. Слух или деформируется, или пропадает, остается только звон, замерший в пространстве, очень объемный. Знаешь, на кораблях такие большие колокола. Всё гудит. Картинка перед глазами пульсирует как большое сердце, очень большое. Пальцы немеют, ты их не чувствуешь, потом становится тяжело идти, двигаться вообще. Нужно бежать, а мозгу не ясно, почему, куда, какого чёрта. И зачем, тоже непонятно.
Иногда я сижу, внешне всё в порядке, курю, там... не знаю. Делаю что-нибудь. Салфетку мну. А внутри ору, натурально. Этот страх, он похож на ту критическую точку, когда вот-вот должно случиться что-то ужасное, огромное, невыносимое, и вот ты застрял на самой вершине, балансируешь, время останавливается вообще. И вот это самое неприятное. Кажется, что никогда не кончится. То, что ничего не происходит, твой страх никак не развивается, ни во что не трансформируется — самое мучительное, на самом деле. Это сложно долго выносить, нужно что-то сделать. Огромных усилий стоит сдержаться и не начать крушить мебель. Вроде как, пока ты занят расщеплением окружающих предметов на мелкие составляющие, ты что-то вроде деструктивного элемента, и твою структуру, ну ты понимаешь, ничто не нарушит.
Хуже всего, когда катализатором становится память тела. Это, по-моему, не в мозгах происходит. Если в детстве ты упал в погреб, вывихнул руку и лежал щекой на холодном полу, чувствуя, как по тебе бегает крыса, скребет... что там у нее вместо пальцев, короче, ты чувствуешь, как она цепляется за штанину и ползет к голове. Тебя тошнит, не сразу доходит, что ты обоссался, вообще-то, под животом мокро. Ты через десять лет этого не помнишь уже, память очень любезна в особых случаях. Но стоит тебе пролить на свитер несвежий кофе, как начинается цепная реакция. Никаких крыс поблизости нет, во всяком случае, в буквальном смысле, но ты их чувствуешь, слышишь, что угодно.
Во рту кисло, под пупком всё свело, ты взрослый, тебе двадцать с гаком лет, ты стоишь и пытаешься не наделать в штаны — чисто рефлекторно, у организма же паттерн выработан на такой чудный случай, а он у тебя старательный и четкий чувак. Организм, в смысле.
Вот еще предчуствие крутая вещь. Стоишь, вертишь пальцем в ухе и внезапно понимаешь, что всё, сейчас произойдет какая-то херня. Загривок дыбом, волоски шевелятся, соски встают, предвидение, короче. Замираешь, товарищ твой, которому не повезло находиться рядом, притормаживает, смотрит, а ты ему — чув, погоди. Погоди, стой. У меня что-то на душе неспокойно. Муторно. Давай не будем садиться в автобус, пешком пойдем. Он тебе — да как бы это, снег пошел, а ты без шапки. А ты ему — я тебе про смерть, а ты мне про шапку. Пошли пешком.
Так и живём, чё. Витамины пьем, паникуем, пишем в бложек. Все дела.
— Солонку передай.