Я хочу, чтобы у меня был человек, с которым можно, к примеру, полтора часа рассматривать оригинал Ван Гога. Плечом к плечу, молча, осознавая присутствие друг друга на том уровне, который уже глубже осознания.
К которому можно, условно выбив дверь, ворваться с каким-то стихотворением, которое именно в три часа ночи нашлось среди горы непримечательного, неувлёкшего мусора. И не получить по роже.
Человек, ради улыбки которого я снова захочу нарисовать углём, маслом, изографом, захочу победить свой священный ужас перед акварелью.
Человек, ради разговора с которым я три дня буду читать собрание сочинений Борхеса с сомнительными перерывами на сон, с которым можно разругаться до всклокоченных волос из-за интерпретации цитаты из двух строчек. И немедленно выпить чаю, посчитав, что разговор закончен или отложен до появления новых аргументов.
Человек, с которым можно в облаке шелков, духов и кашемиров пойти в оперу, с прямой спиной, с идеальной осанкой, с пробуждающей желание врезать манерой цедить слова, презирать или непременно обожать всё вокруг. Чтобы на следующее утро одеться как вор из Франции XX века, поехать на стрельбище и молчать весь день, перезаряжая, перезаряжая, перезаряжая, не думая ни о чем.
И это не о том, что я не могу всё это делать для себя, самостоятельно. Это о том, что я не хочу, о том, что есть вещи, которые как упавшее дерево в лесу, до которого не добрался человек, не страдающий глухотой.
Что ж, я написала этот пост и пришла к выводу, что пора перестать ныть и вылезти уже из пещеры, в которой я лежу лицом вниз и ору. На эти вопли меня разве что придушить придут. А я им, очень вежливо:
— Что вы думаете об и. и. каммингсе?..