[milk is love]

Я в персональном аду, где нет, совсем нет людей, приветствующих старый-добрый физический контакт. Стоило моему personal bubble более или менее точно обрисовать кожный покров, как подступили визуалы, дискреты, социопаты — и скрылись в клубах пыли кинестетики. Высокоразвитое сознание настаивает на уважении к чужим границам, руки с храпящим "ha ha ha NO" следуют принципу "как потерять друзей и заставить всех тебя ненавидеть". Я в ужасе, все в ужасе, паника, черти на козлах скачут по периметру. Конечно, я не допускаю мысли о том, что могу быть неприятна людям физически, потому что это хартбрейк на семерку по шкале от одного до десяти. Don't open that door, как говорит С. Кроме того, еще год назад я лавировала между чужими ладонями как проклятый ниндзя, понимание клубится во внутренних помещениях как несвежая пыль. Трогать людей иногда невежливо, даже в букваре про это было. Вроде.
В чем дело, спрашиваю я у внутреннего Голлума "я", в прошлом мы обходились задушевными беседами. Моя прелессть, отвечает внутренний голос, без тактильного подтверждения мы теряем связь с реальностью, голм голм. Это нормально, басит взращенный на учебной литературе квазифрейд и набирает воздуха в грудь. Needy and pathetic, отрезает мозг. Дарьандревна, шевелится нечто слабоидентифицируемое. Мужик тебе нужен, говорит внутренняя женщина (ей неважно, о чем речь). Я ухожу! — горланю я и покидаю здание, чтобы обнаружить за дверью арки из песчаных червей и с воплем ввалиться обратно.

Бложе обретает неповторимый стиль: social awkwardness и картинки, картинки и внутричерепные диалоги.
По крайней мере, я обдумываю спорные моменты, а не прячусь от них в кладовой, сжимая веник. Me and i, we're awesome.